Театр

Двое в одной лодке, не считая Тереля

Когда пишешь статью об учениках одного мастера, поневоле хочется начать с обобщений, с поиска того, что же этих учеников с мастером объединяет или разводит. Потом ловишь себя на том, что точных формулировок и явных примет — нет. Значит, надо все по порядку.

Имя мастера — Лев Додин. Учеников зовут Антон Кузнецов, Игорь Коняев и Виктор Тереля (однако о нем — отдельно, потому что актерскому ремеслу его учил Додин, а режиссерскому — Анатолий Васильев). Почему именно эти трое странным образом оказались в одной компании? Только потому, что в России есть замечательно театральный город Саратов, в котором идут их спектакли.

...

Виктор Тереля как актер — это, безусловно, ученик двух мастеров, в котором додинское «внедрение в человека» сплавляется с васильевской страстью к чистоте звучания Мысли, но Тереля-режиссер — верный ученик и адепт школы Анатолия Васильева. Саратовский ТЮЗ им. Ю. Киселева, отдавая себя в руки этого неистового человека, конечно, не догадывался, что всех ожидает. Думаю, не раз руководство театра сожалело о принятом решении, ведь Тереля мог оказаться «бомбой», подложенной под здание мирного ТЮЗа, где свято чтут устои «детского театра». Он и оказался. «Собор Парижской богоматери» (инсценировка И. Яцко и В. Терели) столкнул актеров и зрителей с принципиально иной, незнакомой доселе театральной эстетикой и жесткостью режиссерской воли. Тереля поставил мистерию, требовавшую полного отказа от всяческого жизнеподобия и традиций психологического реализма. На премьерных показах было заметно, как сопротивляются режиссерскому диктату эти самые традиции — укоренившиеся, про-росшие в актерах. И в то же время старание и тщательность, с которой актеры выполняли задания режиссера (вне зависимости от результата), говорили о том, что к экспериментам они готовы и даже нуждаются в такого рода «встря-сках».

Спектакль красив — побеленные стены, усеянные каббалистическими знаками и средневековыми рисунками, металлические кружева опрокинутого собора, распа-хивающегося, как книга (Слово заключено не только в сокровенной сущности хра-ма, но и в его формах — «зодчество — величайшая книга человечества»), живой огонь свечей, живое звучание голосов хора. Виктору Тереле интересен не мелодраматический сюжет Гюго, а его метафизическая сущность — традиционная для христианства борьба Добра и Зла, где поступок — это лишь человеческая проекция Божественной воли, но Выбор поступка есть выбор между верой и неверием, между Богом и Дьяволом и осуществляется человеком осознан-но.

В спектакле есть конструктивные недочеты: незнание зрителем «основ алхимии» скрывает от него, зрителя, часть смысла происходящего; обитатели «Двора Чудес» одеты как панки (а молодые артисты и играют панков — со всеми штампами, которые им известны) — это «осовременивание» вводит зрителя в заблуждение, он видит не разрушительную силу язычества, а лишь нескольких дурно воспитанных юнцов. И главное — актеры не всегда удерживаются в строгих границах способа произнесения текста. Тереля требует от них васильевской «твердой интонации», слова звучат отрывисто и монотонно, они лишаются эмоциональной окраски человеческого чувства и обретают страстность мысли. К этому не сразу привыкаешь, но, привыкнув, втягиваешься и начинаешь наслаждаться — точностью, логикой развития этой самой мысли, полифонией звучания голосов, из которой возникает своя история. Но как только актер изменяет этому способу, спектакль со-скальзывает с мистериальных высот в реальность жизнеподобного театра. Так происходит, например, в финальной сцене встречи Эсмеральды (Н. Фабрикант) с матерью: Мать (Т. Чупикова) мечется и страдает, эмоционально пе-ре-жи-ва-ет. Параллель с историей Отца и Сына перекрывается мелодраматической коллизией обретения и потери матерью дочери.

Все же Виктор Тереля добился основного — он воссоздал дух и атмосферу мистерии и заставил-таки зрителя заниматься расшифровкой не сюжета, но Смысла.

Задумывая статью об учениках, я сразу решила не трогать тему духовной и творческой преемственности, продолжения традиций и прочее. Вряд ли это вопрос дня сегодняшнего.

В спектакле Терели ссылок на Васильева множество. Все они намеренные, потому что Тереля не просто следует эстетико-идеологическим традициям Школы, но продолжает их. Он исследует жизнеспособность васильевской театральной модели, соединяя ее с литературным материалом и самим собой. Этот вариант не идеален — идеология и методология Школы превалируют над индивидуальностью, самостоятельностью режиссера, заставляя его придерживаться заданной Школой жесткой взаимосвязи формы, содержания и языка.

© VictorTerelya, Виктор Тереля   2010 - 2012

Вернуться на главную страницу
Все права на видео, фото, аудио и прочие материалы, размещенные на сайте, принадлежат их авторам и (или) владельцам авторских прав.



Hosted by uCoz