Собор Парижской Богоматери
Виктор Тереля закончил ЛГИТМИК, курс Льва Додина. Режиссуре учился у Анатолия Васильева. Работал в Малом драматическом театре Санкт-Петербурга, в театре Школа драматического искусства и Театре на Таганке в Москве. Среди его режиссерских работ “Изгнанник” Беккета, “Парадокс об актере” Дидро и “Братья Карамазовы” Достоевского. В настоящее время работает над спектаклем по “Собору Парижской богоматери” Гюго в ТЮЗе Киселева.
- Виктор Иванович, для начала – почему “Собор”?
- Потому что мне нравится эта вещь. Я предлагал и другую пьесу, – “Незнакомку” Блока, потом зашел разговор о “Соборе Парижской богоматери”, и директор театра В. Н. Райков сказал: “Это нам подходит”.
- В романе Гюго существуют как бы два отдельных потока: огромное количество внесюжетной информации, риторики, рассуждений – и очень простой, едва ли не мелодраматический сюжет. Что Вы выносите на сцену?
- Когда я ехал сюда, один очень мной уважаемый человек сказал: “Это – красивая романтическая история, хорошо бы так ее и сделать”. Но для меня это не просто романтическая история. Мы исследуем философскую, концептуальную территорию этого романа. Почему роман называется “Собор Парижской богоматери”, а не, допустим, “Эсмеральда и Квазимодо”, если уж это романтическая история о Красавице и Чудовище? Суть не в сюжете, суть в том, что это – мистерия, некое обрядовое таинство. Мы готовим не спектакль, а действо. Для этого объединились два коллектива: труппа ТЮЗа Киселева и замечательный Театр Хоровой музыки под упр. Л. Лицовой. Хочется, чтобы получилась мистерия. Это – единственно адекватная “Собору” форма. Кстати, если говорить о внешней форме: в “Аленьком цветочке” тот же сюжет – и это замечательная притча. Тоже самое с “Собором”: все его мелодраматические персонажи на самом деле – символические фигуры. Если разобрать эту вещь, символизм станет очевиден. Эсмеральду изначально звали Агнессой, она – цыганка, язычница, но в то же время – Агнец, и ее в конце концов приносят в жертву. И другие персонажи также неоднозначны, в них есть внутреннее противоречие: Клод Фролло – священник и алхимик, то есть маг, и так далее. Драма всегда внутри персонажа. Собственно, само время предполагает эту драму.
- Время действия романа?
- Да. Готика, эпоха расцвета герметических наук, проникновения языческих мотивов в христианство, гротеска – очень хорошо это отражают готические соборы, и это как раз является одним из предметов моего исследования. Время расколото, драматично, мир безбожный, языческий, идет какой-то поиск, совершается выбор.
- Очень похоже на нашу современность.
- Я не люблю слово “современный” применительно к театру, потому что оно почти всегда означает “конъюнктурный”. И работаю я над этим совсем не потому, что увидел параллель с нашим временем – но она есть. Посмотрите, у нас вокруг сплошные колдуны, маги, оккультные науки: Я бы еще понял, если бы люди искали веры, но ведь это – забава, любопытство. Время, в общем, всегда одинаково, потому и сюжет абсолютно современный. Мы занимаемся театром. Той условностью, которую предполагает театр. Что я ненавижу в театре, так это “чтобы было похоже на жизнь”. Если человек идет в оперу, он же не ждет, что речь пойдет о людях из соседнего подъезда – и какое счастье, что это невозможно. Я мечтаю о высоком театре, о поэтическом театральном языке. Я делаю то, чему меня учил мой учитель, и амбиции школы для меня важнее моих личных амбиций. Я хочу осознанно, грамотно заниматься своей профессией, а не просто кричать: “Я талантливый!”. Современный театр очень многое теряет в эгоистичной погоне за первенством и на бегу не видит то прекрасное, что существует в самом процессе. Меня интересует процесс. Нынешняя публика может выбирать, есть из чего выбрать: существует огромное количество школ, концепций, режиссеров. Пусть существуют все виды театра – я делаю то, что я делаю. Я не учитель, не гений, я могу только представлять некий художественный вкус.
Не люблю в театре понятий “трактовка, прочтение, интерпретация”. Это всегда означает, что человек исследует не предмет, а себя – свои мысли, свое отношение к чему-то. Меня интересует “открывание” текста. Я должен его открывать для артистов, чтобы они могли существовать в нем, осознанно работать. Что получится в результате – узнаем. Может быть, я отрезаю себе пути к отступлению, но меня поставили в идеальные условия. Ведь я – варяг. Я пришел со своим уставом в чужой монастырь – и спокойно работаю. Все, что есть вокруг, мне помогает. Мне здесь очень нравится, я рад, что приехал – это не кокетство. Все нравится: сам город, театральная публика – я такой никогда не видел, и в каждом интервью об этом говорю, – работа актеров, которые очень легко откликаются, принимают что-то новое, необычное для себя, дирекция и художественное руководство театра, которые смело идут на эксперимент, цеха, художники и так далее, и так далее. В ТЮЗе исключительное отношение к работе. И к публике: как её здесь любят, как для нее стараются – удивительное что-то.
- ТЮЗовская публика – в основном дети, подростки. Вы учитываете эту специфику?
- По-моему, не надо публику делить. Всему свое время. Время “Колобка” смотреть, время “Трех мушкетеров” читать – или “Собор”. Задача любого театра, не только ТЮЗа – эстетическое воспитание, в лучшем случае – образование. Если сегодня человек понял столько-то, значит, этого достаточно. Зерно посеяно и прорастет, когда придет время. Театр ведь не должен ничего растолковывать. Театр вообще ничего не должен. Он есть. Есть колодец. Если вам хочется пить, вы подходите и зачерпываете воды – а колодец никому ничего не должен.
© VictorTerelya, Виктор Тереля 2010 - 2012
Вернуться на главную страницу
Все права на видео, фото, аудио и прочие материалы, размещенные на сайте, принадлежат их авторам и (или) владельцам авторских прав.
